Ольга Спесивцева. Книга-альбом

Издание посвящено великой классической танцовщице XX века - Ольге Спесивцевой (1895-1991). Текст на русском и английском языках. Узнав, что о ней, Ольге Спесивцевой, хочет написать книгу ее семья, она ответила из Европы: «Вы мало знали обо мне. Вот почему я не хочу, чтобы вы теперь писали обо мне. Безусловно, это будет неверно...». И дальше совсем загадочное: «Будущее будет показывать другое...». Изданная в издательстве «Арт деко» книга поможет как раз восполнить образ истинной Спесивцевой. Альбом о Спесивцевой - четвертый в серии «Легенды русского балета», выпускаемый с 2006 года Санкт-Петербургским Музеем театрального и музыкального искусства. Предыдущие о Кшесинской, Павловой, Нижинском (следующий о Карсавиной) появлялись один за другим и сразу расходились, несмотря на безвкусное, надо признать, оформление в целом, порой попросту губящее ценность самодостаточных исторических фотографий (художник М.Бычков). Но случай со Спесивцевой другой: остававшиеся и неизвестные факты и неопубликованные материалы компенсировали отчасти непрофессиональный дизайн. Впервые (наконец-то!) напечатан на русском языке почти весь американский дневник Спесивцевой. «Почти» - потому что составители Елена Федосова с Валерием Головицером решили напечатать наиболее ценные для истории балета фрагменты, а внутренние потоки сознания, разомкнутые нити событий решили оставить вне книги о балете. Много здесь и малоизвестных фотографий в ролях и портретов, по которым мгновенно прочитывается линия судьбы. Из дневника следует, что, по крайней мере, в петербургско-петроградский период дороже всего ей был не балет «Жизель», в котором она прославилась на весь мир и где утвердила спесивцевский канон, а «Лебединое озеро». Возможно, оттого, что дождалась она его к 28 годам, к тому же он стал последним в ее репертуаре любимого Мариинского театра: последний спектакль в декабре 1923 года был еще и ее дебютом в «Лебедином». Есть знаменитое фото - поза Одетты, склонившей голову на изумительную спесивцевскую кисть руки, та, что притягивает напряженностью и хрупкостью одновременно. Читаем про «Лебединое» в ее дневнике: «Все акты хороши, там одно, там другое, а вот 3-й вся моя душа. Ни скорбь, ни печаль, смирение - вымученное, исстрадавшееся» (события 8 декабря 1923 года). Записывает спустя четыре дня: «В этом балете есть подход, тогда как в «Жизели» нет. Лебединая песнь, лебедь поет перед смертью, в первый и последний раз, последний». Летом того же 1923 года пишет об отдыхе на Кавказе: «Шумит море, как бы жалуясь. Красота природы больше подчеркивает немощь - безысходность». А в Рождество следующего 1924 года устраивает елку детям из Убежища для престарелых артистов, в которое когда-то определили бедствующих ее с братом и сестрой, - она ничего не забыла. Возможно, чувствовала, что прощалась с домом; возможно, перед глазами всплывала сцена из собственного детства («мы, дети, поджидали, когда приедет телега в амбар, чтобы ссыпать зерна и вместе с голубями налетали глотать рассыпанные зерна») и то была реальная помощь? А в это время она продолжает занятия в неотапливаемых залах голодного-холодного Петрограда, остановишься и изо рта идет пар, а для болеющей туберкулезом - это верная смерть. В дневнике записывает: «Моральная подавленность», и вдруг другой тон: «Отделить от жизни трезвость и окутать ею себя. Тогда и времени и сил хватит. Работай». На бытовых групповых снимках она выглядит неимоверно изможденной. На сценических фото все по-другому, но улыбки при этом нет нигде. В 1924-м в который раз она поехала на лечение за границу, но осталась в Парижской опере. На обложку альбома вынесена знаменитая фотография из второго акта «Жизели» работы Липницкого, сделанная в парижской студии во второй половине 1920-х годов. «Жизель», увы, стала реальным отражением ее судьбы. Гениальная Жизель не могла не пойти до конца, не отдав душу самому искусству, не принеся жертвы богине Терпсихоре. В «Жизели» читается вся ее последующая жизнь. В конце сцены сумасшествия (сохранилась любительская запись 1932 года) есть момент, когда ее поддерживает мать, а она совсем не может идти, повиснув у нее на руках, - руки брошены как плети, ноги подкошены как у раненой лани. Похожее состояние ей было знакомо по детству, когда маленькая Оленька лежала в больнице: «Я вдобавок с болтающимися ножками - они как тряпочки. Меня на руках носили...» (события 1901 года). В короткой сцене сумасшествия играется потеря рассудка и наплывы воспоминаний, а еще желание продлить - замедлить ход времени и еще раз пережить прожитое. Короткий сценический миг превратился в длинные 20 лет, когда Спесивцеву содержали в палате с 18 душевнобольными, не слушали ее, лечили заодно со всеми, и воспоминания тогда стали для нее единственной ниточкой, связывавшей с жизнью. Воспоминания - не образ ее последующей жизни, а сама жизнь. Жизнь на сцене и жизнь-воспоминание о сцене - это все, что у нее было. Точно такие же два акта, что в балете «Жизель». Понятно теперь, что продлевало ей жизнь изготовление тряпочных балетных кукол. Главным образом она делала куклы Нижинского - Юношу из «Шопенианы», Призрака розы и куклу спящей Девушки из «Призрака розы». С Нижинским она танцевала «Призрак розы» в 1916 году, о нем неоднократно вспоминает и в дневниках. Так ей казалось, что она приближается к дому, к Мариинскому театру, к родным местам. В другой жизни, в коей она существовала в клинике с 1940 года, прямо с неба явился спаситель. Неизвестный молодой человек. В начале 1950-х, через двадцать лет после последнего парижского выступления в «Жизели», влюбленный в фотографии Спесивцевой американский студент-писатель поднял шум и начал ее разыскивать. Через Ромолу Нижинскую (в тот момент он собирал материалы по Нижинскому) отыскал ее в городской клинике под Нью-Йорком за именем «пациента N 360446». Пол Ферн - новое имя в судьбе Спесивцевой и неожиданное открытие этой книги. Это он нашел русскоговорящего врача, и ее стали действительно лечить, это он договорился о переезде на ферму Александры Толстой, и это он позаботился для нее о билете на «Лебединое озеро» (гастроли 1964 года Кировского балета в Америке). История его подвижничества, возможно, не многое добавляет к великому образу, но многое проясняет в человеческом плане относительно ее окружения - Лифаря и Долина, чьи рассказы о своем участии в судьбе Спесивцевой выглядят тем самым малодостоверными. Памятник на могиле Ольги Спесивцевой (1895-1991) прост: каменный крест, напоминающий крест на могиле самой прославленной ее героини. Жизель не умерла - она заснула. При жизни Спесивцеву успели заснять и выпустить фильм под названием «Спящая балерина». Так вот там цитируется письмо к сестре Зинаиде, датированное 1963 годом (ленинградские письма Зинаиды пока не опубликованы), где она все отчетливо осознает и помнит течение лет. Теперь и нами воспоминания «плачущего духа» (так Спесивцеву назвал знаменитый критик Аким Волынский) не забудутся никогда. Вязовкина Варвара